Матерь Лада. Божественное родословие славян. Языче - Страница 30

В поздней новгородской летописи XVII в. сохранилась легенда, отождествляющая Перуна с князем-колдуном Волховом. Он якобы создал «волховной городок» в Перыни, а сам в облике «крокодила» плавал в Волхове и топил всех непокорных. В конце концов бесы удавили его в воде. Когда люди стали хоронить «мерзкое тело крокодилово», оно провалилось в преисподнюю. В XIX в. похожую легенду записал в тех местах П. Якушкин. Согласно ей, «зверь-змеяка Перун» жил в Перыни, а ночами ходил в Ильмень спать с «волховской коровницей».

Легенда о Перуне-змее известна и в Днепровском Надпорожье. Здесь они связаны со скалистым островом Перун (затонувшим после сооружения Днепрогэса). В этот остров будто бы превратился идол Перуна Киевского, брошенный в Днепр при крещении Руси. Или же идол, оборотившись семиглавым змеем, поселился в пещере на острове, похищал девушек, жил с ними, а потом съедал. Некий богатырь убил его и освободил похищенную царевну.

Здесь Громовержец совершенно слился со своим извечным врагом. То же произошло и в былине «Добрыня и Змей». Ее герой убивает Змея, освобождает Забаву Путятичну, после чего идет дождь. Все, как и положено в мифе о Громовнике-змееборце. Только сам герой — не кто иной, как Добрыня Малкович, дядя и наставник Владимира, сначала насаждавший, а затем искоренявший культ Перуна в Киеве и Новгороде. Забава же, вероятно, дочь боярина Путяты, вместе с Добрыней крестившего Новгород «огнем и мечом».

Грозного и сурового Громовника в народе боялись, но не любили. Поэтому превращение Перуна в официального главу пантеона популярности ему не прибавило, а падение его кровавого культа многие восприняли с удовлетворением и даже злорадством. Новгородская летопись рассказывает о гончаре из пригородного села, который оттолкнул от берега поверженного идола Перуна со словами: «Ты, Перунище, досыта пил и ел, а ныне плыви прочь».

Однако сила мифологического мышления и языческих традиций такова, что даже воспеть падение бога народ мог только с помощью мифов… о нем же. Вот и оказался Добрыня в роли Перуна, а Перун — в роли Змея.

Но отождествление Перуна со Змеем-Ящером началось, видимо, задолго до крещения Руси. В мифологии крайности сходятся, космические верх и низ нередко дублируют друг друга. Старого бога побеждают, отождествляя его с молодым. В южнославянских мифах известны драконы двух видов: небесные огненные змеи и водные халы (аже-даи, ламии). Первые добры и защищают людей от вторых, насылающих засуху и вихри. Новгородский же Перун-ящер — существо водное, хозяин бурного Ильменя и Волхова. Но в воде он постоянно не живет.

Княжеским богом Перун был не только на Руси. На Руяне почитался бог войны Черноглав, изображавшийся с серебряными усами. Внешность его напоминает Перуна (киевского и белорусского). Его святилище было уничтожено лишь через три года после падения Арконы, когда крестился князь руян Яромир.

Можно было проклинать низвергнутого бога, издеваться над ним в былинах и легендах, но хозяйство славянина не переставало зависеть от своевременного дождя. Поэтому одни (судя по «перунчикам» и поучениям) поклонялись Перуну тайком. Другие же заменяли его христианскими святыми и ангелами. Громовниками считались Илья, Георгий (Юрий, Егорий), архангелы Михаил и Гавриил.

Пророк Илья уже в Ветхом Завете имеет черты громовника: вызывает дождь во время засухи, низводит с неба огонь на своих врагов, возносится в небеса на огненной колеснице. Его день (20 июля) в точности совпадает у славян с языческим днем громовника. Не удивительно, что славяне перенесли на него многие черты Перуна. В Болгарии многие церкви Ильи стоят в дубравах на горах. Илья разит нечисть с неба громовыми стрелами, не жалея при этом ни человека, ни животного, ни дома, ни даже церкви. В его день резали быка и справляли общественный пир-братчину. В космогонической легенде он, как уже сказано, изгоняет бесов с неба, а затем похищает у Черта солнце (либо гром и молнию), являясь, таким образом, посредником между небом и землей, Богом и Чертом. Илья не только воин, но и кормилец людей: в украинской колядке жито вырастает там, где он махнет железной плетью.

Но при всем этом грозного Илью боялись, считали суровым и немилостивым к людям, в отличие от доброго Николы. От громовника по-прежнему ждали справедливости, строгости, но не доброты.

Русский фольклор приписывает Илье белого коня и огненный меч. Как оружие громовника меч известен лишь славянам, балтам и иранцам. Мечом вооружен авестийский Веретрагна, а скифы и сарматы вообще почитали соответствующего ему бога войны (греки звали его «Ареем скифским») в виде меча, воткнутого сверху в кучу хвороста. Осетины — потомки сарматов — видели в молнии блеск меча героя-громовника Батрадза. Персы верили, что мечом-молнией владел святой халиф Али.

Видимо, мотив грозового меча попал к славянам от иранцев. Ведь именно от киммерийцев и скифов славяне впервые познакомились с мечом (ранее, в энеолите и бронзовом веке, были лишь медные и бронзовые кинжалы). Следует заметить, что меч долгое время был оружием знати. В курганах рядовых скифов обычно находят лишь наконечники стрел.

Радугу индоиранцы считали луком Индры, Али, Рустама. Славяне тоже видели в ней небесный лук («Ах ты, радуга-дуга, ты убей мужика!»).

Земным подобием громовника у индоевропейцев был бродячий воин-богатырь: греческий Геракл, иранский Рустам, русский Илья Муромец. Последнего белорусы и мордвины отождествляли с Ильей-пророком. Муромский богатырь разбивает стрелами дубы и маковки церквей, сбрасывает с дубов Соловья-Разбойника (злого бога ветра), побеждает Змея (в белорусской сказке). Он напоминает громовника не только своими подвигами, но и склонностью к хмельному питью: сбитые с церквей золотые маковки пропивает, щедро угощая голь кабацкую.